Впервые после смерти Булата Окуджавы поэт Белла Ахмадулина согласилась говорить с корреспондентом о своем близком друге…
«Столица С» представляет подборку знаковых материалов из нашей подшивки. Сегодня мы публикуем воспоминания Беллы Ахмадулиной о Булате Окуджаве. Материал был опубликован в газете 27 февраля 1998 года.
Последние годы
В последние годы он любил жить на даче в Переделкино. Его загородная жизнь — желание проводить время более спокойно и уединенно. Он вообще никогда не суетился, не любил этого и избегал. Известно, что он болел, некоторое время назад перенес операцию, Само здоровье его как бы просило покоя, негородской, нешумной жизни. В прошлом году праздновали день моего рождения. Вспоминаю это к тому, что Булат чувствовал себя плохо, но пришел поздравить меня — это было при публике, на сцене Художественного театра. Я очень дорожила его присутствием и особенно всматривалась в него: хотела понять, как он себя чувствует, настолько ли бодр, настолько ли прочен еще. Когда он дал мне крестик, мы еще пошутили и я сказала со сцены: «Зато Булат, зато сейчас, зато мне крестик подарил». Мы обнялись, и я вновь ощутила его пугающую хрупкость. Она всегда была ему свойственна. Он имел тончайший силуэт (Булат бы засмеялся, если бы это услышал.) Силуэт Булата — силуэт очень худого, очень тонкого человека. Наши объятия на сцене Художественного театра мне запомнились: что-то во мне насторожилось, родилось какое-то ощущение опасности.
Недавно среди бумаг нашла надпись на книге — мою, маленькую, шуточную. Она была связана с тем, что Булат в своей домашней жизни иногда сам себе готовил. Как-то позвонила ему на дачу, а он сказал: «Позвони мне через некоторое время, я не могу говорить. Я варю суп». И вот я написала на книжке: «Булат суров. На ласку скуп. Несмело я звоню Булату. Звоню. Булату. «Варю я Суп! — «Варите!» Дарить коня улану! Но по Тверскому по бульвару когда я крадучись иду, лицо у многих глаз краду. Лицо посвящено Булату. И знаю — выше есть любовь любви. Читатель ужаснется! Но только пусть, твоя ладонь, твоя, а не моя ладонь лба охладевшего коснется». Из этого шуточного посвящения можно сделать печальный вывод: за несколько лет до 1997 года я опасалась и тревожилась — предпочитала, чтобы его ладонь коснулась моего хладного лба. А не наоборот. Но вышло не по-моему. То, что в этой шутке упоминается суровость Булата, его скупость на ласку, то в этом больше шутки, чем серьезного. А может быть, напротив — хвалы.
Однажды в Грузии я встретила человека очень симпатичного и что-то мне напоминающего, услышала от него: «А я ведь прихожусь Булату Шалвовичу двоюродным братом». Тогда я сказала: «А я родной брат вашего двоюродного брата». Мое ощущение дружбы можно было бы приравнять к родству — близкому, обожающему, трепещущему, — но это не значило, что мы говорили друг другу любезности. Булат не любил подобного. Он всегда был благородно сдержан. И всякая фамильярность или излишняя резвость со стороны тех, кто с ним общался, — она молча, скромно, но отвергалась.
Булат на ТВ
Однажды я видела по телевидению передачу, где с Булатом разговаривал молодой человек. Окуджава меня потом спросил: «А ты видела передачу?» — «Видела». В передаче молодой человек все время говорил сам, говорил, что думает о времени, о власти, о Булате и т.д. Булат, по-моему, не сказал ни слова, просто сидел.
Его сдержанность
…Но при всем при том он был очень добр, очень многим людям помогал и никогда об этом не говорил — помогал и деньгами, и любым способом. Всегда!
Он был сдержан и мог показаться замкнутым. Никогда не подавал себя собеседнику на ладони, не вел себя так, как будто находится на исповеди. Конечно, он мог поговорить о своих мыслях и чувствах, но в этом случае все было сопряжено с шуткой. Булат любил пошутить. У него был чудный смех. Иногда сам что-нибудь расскажет и очень, очень смеется. Я всегда дорожила подобными счастливыми мгновениями.
Объяснение в любви
Белла — мой давний друг. В таких случаях говорят «старый друг», но это не про Беллу. Этот человек очень близок мне по духу и мировоззрению, по самому направлению своего таланта. Это любимый мною человек. Я отношусь к ней с восхищением и горжусь ею как поэтом. Мне трудно о ней писать потому, что ее стихи вросли в меня, стали частью моей собственной души. Но главная Беллина черта — удивительная ее органичность, отсутствие всякой претензии, всякой искусственности. В Ахмадулиной мне дорога гармония смыслов, звуков, красок и мироощущения.
Как дышит, так и пишет. Это редкое качество, и говорит оно о подлинности горения. В этом смысле стихи Ахмадулиной — дар природы. И еще мне дорога в ней бескрайность сострадания к ближнему, слабому, гонимому. И это в наш жестокий век! И, наконец, это возвышенное существо, готовое понять и простить, может быть стойким, сильным и непреклонным, если дело касается дорогих принципов. Счастья тебе, Белла! Булат Окуджава.
Не подлежащее огласке…
У нас с Булатом была договоренность: если меня кто-то о чем-то попросит и надо будет подписать письмо в чью-то защиту, то он мне разрешил, раз и навсегда ставить под своей его подпись, подделывать под Булата — когда человек действительно нуждается в защите или в помощи. Я этим не злоупотребляла, но такие случаи были, и под своей подписью ставила его. Это действовало, помогало, потому что он был любим многими людьми.
Он и публика
Он никогда не заигрывал с публикой, никогда не лукавил, но это не значит, что он мог говорить что-то лишнее. Конечно, в этом был способ его поведения на сцене. Булату очень часто кричали «Бис!» «Браво!», аплодировали. Он принимал публику к сведению и дорожил внимательным отношением к себе людей.
И теперь около дома, где жил Булат, всегда лежат цветы, все время приходят какие-то люди совершенно разных возрастов. И молодые. Есть такая мода говорить, что шестидесятники надоели, в том числе и Булат. Кстати, Булата это всегда задевало. Говорила ему: «Неужели тебе не все равно? Пусть говорят что хотят». А он обращал на это внимание и как-то сказал кому-то: «Я ухожу. Я не занимаю ничье место. Делайте все что угодно».
Первой встречи с ним я вспомнить не смогу. Мне же не вспомнить, например, как я родилась. Я сразу поняла, что Булат — это большая драгоценность.
Булат и власть предержащие
Официальные круги Булата не поощряли. Я сама никогда не была любимцем начальства, но однажды мне пришлось вступиться за Булата. В ответ на какие-то разоблачения Окуджавы в прессе я напечатала небольшую заметку в его защиту. Теперь учреждена Государственная премия имени Булата Окуджавы. Она будет вручаться за поэзию и авторскую песню. Хорошо бы, чтобы эта премия присуждалась людям чистого таланта и чистого поведения, — это было бы продолжением отношения Булата к нам.
Он никогда не отвечал на вопросы «Что такое любовь?», «Что такое жизнь?»
Действительно, эти вопросы были излишними. Он всегда пренебрегал пустословием, Я не пожалела бы себя, чтобы он жил, но я не стала бы ему говорить: «Булат, я отдам за тебя жизнь», — тогда бы он был смущен и просто во мне разочарован. Хотя это он прекрасно знал. В стихах у меня есть: «Когда тебя вижу, Булат, два зрачка от чрезмерности зренья болят, беспорядок любви в моем разуме свищет…» Если бы я сказала это ему при встрече, то он бы ужаснулся.
Домашний Булат
Я немного содействовала соединению Ольги Владимировны и Булата: прекрасно помню случай, когда до их женитьбы Булат попросил меня позвонить Ольге домой. Наверное, нужно было, чтобы по телефону прозвучал женский голос…
Как я уже говорила, Булат мог запросто заняться варкой супа. Наверное, потому, что был грузин. У Окуджавы в доме был пудель по прозвищу Тяпа. Он прожил очень долго, но Булат никогда с ним не любезничал, не сюсюкал. Он как-то раз сказал, что хотел бы иметь большую собаку — видимо, Тяпа казался ему слишком дамским. Потом Тяпа умер и взяли другого пуделя и тоже назвали его Тяпой. Как-то раз мы были у них в гостях и Тяпа начал ластиться к Булату. Тогда я спросила: «Булат, неужели ты никогда не играешь с Тяпой?» Я помню его чудное лицо — мягкое, со сдержанной улыбкой, — когда он пошутил в ответ: «Не чаще одного раза в неделю».
О вере
Когда он дал мне на сцене крестик, то сказал очень тихо: «Он освящен. Он из Святой земли». О вере он никогда не говорил, но то, что о ней он думал, сомнений нет. Всякий думающий человек избежать этой мысли не может.
Как Булат бросал курить
Булату врачи запретили курить, и он как бы бросил… Тогда я курила, но при Булате старалась этого не делать. Ольга заметила и сказала: «Ты при Булате стараешься не курить?» И тогда я узнала, что Булат курит. Но теперь он делал это изредка. Брал сигарету, делал одну-две затяжки и тут же ее тушил. Часа через два все повторялось.
У него был пиджак…
У Булата был знаменитый замшевый пиджак, который ему подарили в Париже. В нем он выступал около 15 лет. И замечательно рассказывал, как в Польше он отдал его в чистку и — о ужас! — случилось окончательная гибель пиджака. Такие короткие истории, которые рассказывал о себе Булат (в них он всегда оказывался «Дураком»), были очень милы и очень веселы. Хотя то, что случилось с пиджаком, очень его расстроило.
Однажды Булат выиграл в лотерею…
Когда он еще учительствовал в Калуге, то ужасно бедствовал, снимал какой-то угол. В то время, чтобы выйти со школьниками на демонстрацию, Булат сам состригал с брюк бахрому и подшивал их. И вот тут каким-то чудом в лотерею он выиграл маленький приемник. То, что случилось с Булатом дальше, он никак не связывал с этим приемником, который показался ему целым имуществом. Жилось ему тогда очень тяжело, он был сыном врагом народа. Он не мог об этом не думать. По этому приемнику он слушал траурный марш 53-го года. Позже у Булата была возможность покупать для сына Були любую технику, связанную с музыкой. Когда в первый раз оказался в Париже, то неожиданно для себя получил какие-то деньги и пошел в магазин, чтобы купить на них магнитофон. В магазине он выбрал то, что ему понравилось (был в восхищении), а когда направился к выходу, то уронил магнитофон — и тот разбился вдребезги. Но, к счастью, парижский магазин был так великодушен (тогда Булат был совершенно неизвестен), что продавец, увидев потрясенного покупателя, склонившегося над разбитым магнитофоном, дал ему другой, совершенно новый и попросил его беречь. Так вот, тот маленький приемник, который Булат выиграл в лотерею, и был его путь к Парижу, к успеху…
Об его отваге
Мы приехали в Рязань по приглашению филармонии за очень малые гонорары. Жили в гостинице, в соседних номерах. И вот тут к нам стал ломиться как-то мальчик — молодой человек, бывший чуть-чуть во хмелю. Он вошел к Булату и сказал: «Я забыл Ваше отчество». Я подсказала: «Булат Шалвович». — «Нет, я разволновался, я сейчас выйду и опять зайду». Так продолжалось несколько раз. Наконец он прочел нам свои стихи. К тому времени я уже разозлилась и сказала: «Если вы пишете хуже чем Данте и Оливье, то я вас попрошу выйти вон». Молодой человек читал стихи, сбивался и опять читал. Они были, как и подобает рязанскому мальчику в есенинском духе. Булат и я отнеслись к молодому человеку очень радужно, сказали ему добрые слова и то, что надо писать несмотря ни на что.
Вечером, после выступления, мы с Булатом пошли в ресторан и вдруг увидели, что этот мальчик сидит за столом с двумя людьми очень мрачного и опасного вида, несколько уголовного. Этот мальчик, увидев нас начал во всеуслышание жаловаться, что вот из Москвы приехали поэты, они печатаются, они и потому известны, что живут в Москве, и так далее. Громилы пили вместе с ним и тут посмотрели на нас, на Булата — «московскую штучку в брючках». «Мы сейчас ему покажем», — сказали они мальчику. Я приготовилась держать оборону. Они двинулись к нашему столу, подошли к Булату. И тут, когда они попытались как-то его взять, он не прирожденный для кулачных боев, неожиданно отшвырнул их. Они удивились, потому что им казалось, что Булата можно просто сдуть. При это он сказал громилам несколько слов, в которых не было совершенно угрозы. И те тут же решили с ним больше не связываться. Это осталось для меня необъяснимым. Булат ни на секунду не испугался, не терял достоинства. Он просто дал им отпор духа. Смысл его слов был: «Пошли вон!» И они ушли.
…Ну а теперь, конечно… я никогда не оправлюсь от этого. Я писала недавно стихи… И все спрашиваю: «Булат, где ты?» Но есть еще Ольга, есть Буля, так что же мое горе, что же его описывать? И это даже не горе, а что-то другое…
Автор текста: Белла Ахмадулина, Аркадий Бачинский
Источник: stolica-s.su
