В книге «ИМяННОЙ УКАЗАТЕЛЬ» вспоминаю всех, кого встретил за 80 лет. Из этих встреч и составилась моя жизнь. А еще это краткая история моей страны, сложенная примерно из 3 тысяч историй разных людей.
Вот очередная истории из моего собрания.
Окуджава Булат Шалвович (1924–1997) – поэт и еще много-много чего соединивший в себе человек. При рождении назван Дорианом в честь Дориана Грея – героя романа Оскара Уайльда «Портрет Дориана Грея». Незадолго до кончины крещен и наречен Иоанном. А прожил он жизнь Булатом.
Булат Окуджава. Фото РИА Новости
Я впервые услышал о песнях Окуджавы от моего однополчанина Леши Криворучко зимой 1962-го. Я был солдатом, а это были песни, написанные солдатом, фронтовиком. И полюбил этого человека. И не думал, что встречусь с ним, смогу звонить ему, он будет дарить мне свои книги…
Странно… Не могу вспомнить, кто меня познакомил с Булатом Шалвовичем. Но когда вышла моя первая книга «Баллада судьбы» (1983), я уже знал его. Бывал у него дома, на даче в Переделкине.
Один случай мне запомнился – август 1992-го. Я сошел на станции Солнечная, не доезжая одной остановки до Переделкина. Через лесок пошел к дачному поселку. Лето, благодать. Вижу в сторонке: мужчина сидит под елкой, отдыхает или выпил с утра… Но поза какая-то странная – нелепо подогнутые ноги, шея надломлена. Люди передо мной, взглянув в ту сторону, ускоряли шаг и больше туда не смотрели, а я не мог оторвать взгляд и пошел к елке, громко топча сухие ветки. И вдруг этот… привалился к елке, подогнув остро ноги к подбородку, рубаха белая, лицо изможденное, испитое, кулаки вдавлены в землю, словно силился встать. А от надломленной шеи к суку над головой блестит леска. Стало так страшно, что я почти бежал до дачи.
Булату Шалвовичу ничего не сказал. Я тогда приехал к нему посоветоваться, как издавать армяно-еврейский журнал «НОЙ».
– Вардван, стихи я вам дам (они напечатаны в № 1, 1992) и немножко денег. Но честно скажу: в затею вашу не верю, слишком уж невероятная! Просто армянский журнал вам мало. Просто еврейский – тоже. И правильно. А знаете, когда я был молод, в Тбилиси припожаловало литературное начальство из Москвы. Банкет устроили. И вдруг к столу, где и я сидел, подходит пьяный Леонид Соболев. Чем-то я привлек его внимание. Показал на меня пальцем и спрашивает: «А это кто?» Отвечают: «Наш поэт Булат Окуджава». – «Еврей?» – «Слушай, какой еврей?!» – Наши даже обиделись.
Поговорили мы с Булатом Шалвовичем. Стихи он дал, деньги дал. Собрался уходить, старался беречь его время. Но он что-то заметил во мне.
– У вас что-то случилось? Торопитесь?
– Нет.
– А мне привезли грушовку из Франции, настоящую, деревенскую. Пили когда-нибудь?
Достал из шкафчика пузатую бутылку, похожую на кувшин, где спело желтела увесистая груша. Налил полные стопки. За 10 лет знакомства мы ни разу с Окуджавой не пили, даже о вине не говорили. А тут выпили и по второй, и по третьей…
Он сидел на стуле ссутулившись, как-то боком, сцепив руки, вращая большие пальцы. Какой-то необычный был разговор, очень откровенный.
Через пять лет, в 1997-м, в библиотеке имени Чехова собрались авторы и читатели «НОЯ», чтобы отметить выпуск 20-го (и последнего) номера. Конечно, я пригласил Булата Шалвовича.
Он помолчал.
– Я бы пришел… Но ведь петь заставят.
Я обещал, что даже просить не будут, – просто все будут рады его видеть. Он пришел – приехал на метро. А после вечера столько людей вызвались отвезти Окуджаву домой на своих авто, что он растерялся.
Вспоминаю еще один наш разговор – о докторе Федоре Петровиче Гаазе (1780–1853). Ведь с очерка Окуджавы «У Гааза нет отказа», напечатанного в журнале «Наука и жизнь» в 1970-е, и начался мой интерес к «святому доктору» на много лет, я написал о нем повесть «Тринадцатая страсть» (1988).
– Вардван, а тот очерк не я написал. Лев Копелев. Но Леву тогда нигде не печатали, меня просто попросили поставить свою фамилию, вот и всё. А гонорар, конечно, я Копелеву отдал.
В 1987-м издательство «Книга» решило напечатать мои повести в серии «Писатели о писателях» и попросило меня узнать у Окуджавы, не согласится ли он написать предисловие к моим повестям, которые редакция уже послала ему.
Я позвонил.
– А с чего вы решили, что я буду писать предисловие? Я никогда не писал предисловий к чужому.
Меня словно ошпарили, я готов был провалиться под землю от стыда. Стал лепетать, извиняться: мол, наверное, что-то не понял. Я действительно думал, что издательство заручилось согласием Окуджавы прочитать рукопись, а оказывается, они послали ему рукопись самовольно.
Прошел месяц или чуть больше.
Телефонный звонок.
– Вардван, здравствуйте. Меня в Москве долго не было. А вашу рукопись я взял с собой в дом творчества. Прочитал. Мне понравилось. И название хорошее – «Путник со свечой». Написал предисловие. Приезжайте за ним.
Это был один из самых счастливых дней моей жизни.
Текст: Вардван Варжапетян
Источник: www.ng.ru