По профессии — юрист, а в жизни — музыкант. Томский бард Роман Ланкин о творчестве, природе авторской песни и любви.
Родился в Новосибирске в 1974 году, закончил юрфак ТГУ. Лауреат Второго канала Грушинского фестиваля (2002), Грушинского фестиваля (2004), обладатель Гран-при международного фестиваля «Петербургский аккорд» (2010). Исполняет современную и классическую авторскую песню, англоязычные джазовые композиции, бразильскую босанову. Отличительные черты его творчества — необычные трактовки традиционных произведений, синтез разных жанров, высочайшая исполнительская культура.
Томич Роман Ланкин — широко востребованный артист, выступающий в России и за рубежом. Постоянный участник гала-концерта «День Визбора», 20 июня вновь украсил эту концертную программу.
***
— Что такое талант?
— (после паузы) Божий дар плюс судьба, помноженные на труд.
— Считаете себя талантливым?
— О себе такое нельзя говорить.
— А вы процитируйте кого-нибудь. Или сравните себя с какой-нибудь бездарностью! Сейчас на мои вопросы отвечает талантливый человек. Это факт, данность. Чего тут стесняться?
— Понимаете, талантливость — не константа. Она изменяется. Поэтому предлагаю просто считать, что у меня есть определенные творческие удачи. Их не так много, как хотелось бы. Но говорить, что они будут приходить ко мне регулярно, что все, что делаю, является талантливым — не стану. Потому что уверен, что это не так.
— Что именно относите к своим творческим удачам?
— Это песни Окуджавы «Веселый барабанщик» и «Я пишу исторический роман». Песня Визбора «Одинокий гитарист». И еще несколько хороших исполнений. Они считаются моими визитными карточками. Дай бог, если их будет еще какое-то количество.
Удачи случаются редко. Но в моем репертуаре нет проходных песен. Хорошо ли их исполняю — решать публике.
— Сколько вариантов аранжировки было у вашего «Барабанщика»? И как часто меняются трактовки?
— Практически не меняются. Если нахожу аранжировку удачной, она закрепляется. Нет необходимости и желания что-то менять в том, что тебе кажется хорошим.
А «Барабанщика» я поначалу пел практически так же, как и Окуджава — старался в точности и подобрать аккомпанемент, и сохранить манеру исполнения. Но однажды, в процессе репетиционного музицирования, возникла идея оформить эту песню совсем по-другому. Получилось интереснее.
— Вы сказали, что талант динамичен — это интересная мысль. Но прогрессирующих гораздо больше деградирующих, не так ли? Хотя растратить талант очень легко… Но трудно прийти к такому решению. Трудно махнуть на себя рукой — особенно, если есть какие-то достижения…
— Это очень и очень индивидуально. Кто-то губит свой талант, а кто-то пестует. Я знаю людей, которые блистали в свои 20-30 лет, а потом просто перестали писать песни. У кого-то, возможно, заканчивается игра гормонов и вместе с ней теряется потребность творить. Есть и такие, которые закрепились на каком-то уровне успеха и стали увлекаться самоповторами. Они либо эксплуатируют то, что ими было найдено в лучшие годы, либо пишут новые песни, но это оказывается повторением старого. В тоже время, есть люди, которые постоянно растут.
— Хотите сказать, творческий поиск присущ совсем немногим?
— Я хотел сказать, что все занимаются творческим поиском, но получается у каждого по-разному: на конечный результат влияет огромное число привходящих моментов.
— Почему одни почивают на лаврах, а у других повышенная требовательность к себе? Это все идет с самого детства?
— Сложно сказать, откуда это идет. У кого-то есть внутренняя необходимость создания чего-то нового, есть потребность расти, преодолевать себя и создавать новое. А у кого-то свербит мысль: да, ты признан, но год прошел, а у тебя нет нового альбома — как так? Эта потребность — творить — продиктована внешней причиной — статусом. Чем больше внешних побуждающих моментов, тем менее значительным может оказаться творческий результат.
— А вы, кстати, планируете в ближайшее время новый альбом?
— Планирую. Скорее всего, в следующем году — если реально смотреть на вещи. Потому что часть альбома намерен записывать в домашней студии и потом отдать это на сведение. Но студию еще предстоит создать, чем я и занимаюсь.
— Чему посвящен ваш новый альбом?
— Наверное, это будет простая фиксация очередного пройденного отрезка творческого пути. Что-то из классической авторской песни. Что-то из современной.
— Чем отличается авторская песня в конце ХХ века и начале ХХI века?
— Главное отличие, как мне кажется, состоит в том, что современная песня требует высокого уровня исполнения. Произведение, сыгранное плохо, вряд ли будет востребовано — даже если оно хорошо написано. Такого не было в прошлом: и Юрий Кукин, и Булат Окуджава могли спокойно петь под расстроенную гитару — и это шло на ура, записи многократно перезаписывались. А сейчас, на мой взгляд, форма имеет не меньшее значение, чем содержание.
— А можно ли считать исполнительское мастерство своего рода упаковкой авторской песни?
— Нет. В фантик можно завернуть все, что угодно. Но если нет интересного, важного содержания песни, то никакая яркая обертка не спасет. Хорошее, качественное исполнение — это не упаковка. Ценное содержание останется таковым и при плохом исполнении. Но сегодня его мало кто поймет и оценит.
— Мы живем в Сибири, где и перепады температур в межсезонье, и жестокие морозы под сорок. А ведь гитара ничего этого не любит. Как бережете свои инструменты?
— Холод вообще не проблема, если правильно подойти к выбору инструмента. Мастера говорят, что гитара должна быть произведена в том месте, где на ней собираются играть — тогда она долго прослужит.
Однажды в декабре я купил в Гренобле гитару, чтобы учиться играть в стиле джаз-мануш. В России это редкий инструмент, с очень особенным звуком — такие не продаются у нас до сих пор. Попросил товарища отвезти гитару в Томск, а мне еще нужно было задержаться. Приезжаю домой, повесил инструмент на стену, а на следующий день гитарные пружины сломались, и инструмент буквально «сложился» пополам. Наш климат ей не подошел — сибирские зимы слишком сухие для европейских гитар. Потребовался серьезный ремонт…
— Вы регулярно и успешно выступаете в столичном клубе «Гнездо глухаря». А когда состоялось первое выступление? Как вас тогда приняла Москва?
— Дебютировал на этой площадке достаточно давно, году в 98-м. Получается, больше 20 лет назад. Дело было так: друзья организовали наш совместный с Игорем Ивановым концерт… Если бы он стал для меня провальным, думаю, я бы запомнил это навсегда. Ошеломляющий успех тоже остался бы памяти. Пожалуй, охарактеризовать его можно было просто: выступление для друзей.
— Случались провалы и мегауспехи?
— Кто же будет рассказывать о своих неудачных выступлениях? (улыбается) Было однажды выступление, на котором мне очень сильно хотелось спать — просто до невозможности. Это был дневной концерт после бессонной фестивальной ночи… Наверное, его можно считать провальным, поскольку я с большим трудом боролся со сном и был готов лечь прямо на сцену.
О своих успехах также не принято говорить.
— Почему же? Можно сообщить факт: к примеру, мне аплодировали четверть часа или же подарили восемь килограмм цветов…
— Представляю себе эту картину: бард со сцены бежит в гримерку взвешивать букеты... Мы живем в интересное время, когда хвастаться принято. Есть Facebook, другие социальные сети, куда принято выставлять свои успехи и вообще рассказывать всем, как у тебя все хорошо… Но на этом фоне я все больше и больше ощущаю потребность быть скромнее. Жить напоказ — это то же самое желание понравиться…
— И все же в ходе концерта вы не можете не отслеживать зрительские эмоции…
— Успех — это не зрительские эмоции. Это ощущение того, что ты все сделал правильно. На своих выступлениях всегда понимаю, насколько хорошо выступил. Для этого не требуется прислушиваться, насколько громко аплодируют зрители. После концерта они могут подойти и поблагодарить, но это не произведет на меня никакого впечатления, если на сцене чего-то не сделал, в чем-то недоработал. И наоборот, как бы меня ни критиковали, мою уверенность в том, что все удалось, это не поколеблет. Без уверенности в своей правоте человек превращается во флюгер. Он начинает зависеть от благоприятных отзывов…
— Другими словами, вы сам себе судья?
— Это необходимость для любого творческого человека.
— Что представляет собой современная авторская песня Томска и Сибири в целом?
— Это достаточно интересный феномен, во всяком случае для меня. Творчество моих друзей-томичей — Игоря Иванова, Игоря Набоких, Дмитрия Коршуна, Натальи Нелюбовой, Федора Горкавенко — серьезно повлияли на мой музыкальный вкус и представление о песне. Они создали, как мне кажется, уникальный стиль, в котором музыка особым образом взаимодействует с текстом. Они позволили себе интересные джазовые гармонии, нестандартные мелодии и интонацию. Чем, собственно, заметно выделились из бардовского мейнстрима, уходящего своими корнями в советскую эстраду 50-60-х годов прошлого века — там царит минор, бедные гармонии, но порой встречаются интересные мелодии. Это, в принципе, свойственно русской песенной традиции.
— Но в таком случае есть риск не найти массового слушателя — эксперимент всегда встречается настороженно…
— А я считаю, особого риска тут нет. Мы же говорим о провинциальной песне. К сожалению, у каждой песни, сочиненной вдалеке от культурных столиц, Москвы и Петербурга, одна и та же судьба: непохожее на мейнстрим отвергается как неформат, а похожее попросту не замечается в общем потоке.
— Просто какой-то тупичок вы нарисовали!
— Прекрасно, так и назовем эту ситуацию: тупичок… (улыбается). Но тем не менее, песни пишутся, альбомы выходят — у того же Игоря Валерьевича Иванова скоро намечается презентация нового диска, который всем весьма рекомендую послушать.
— Возможно, это риторический вопрос, но все же… Вы представляете свою жизнь без музыки?
— Могу представить все, что угодно — воображение у меня богатое (улыбается). Но не желал бы себе такого будущего. Хотелось бы, чтобы музыка оставалась со мной. И чтобы я оставался в музыке.
— Для вас важно ощущение влюбленности? Как часто ее испытываете?
— О… Влюбленность, конечно же, важная вещь, но любовь неизмеримо важнее. Мне кажется, вообще все в этом мире замешано на любви. Она — ключ к настоящей жизни. Хотелось бы как можно больше делать именно из любви.
— А вы влюбчивый? Много ли было в жизни Романа Ланкина романов?
— Если вы про влюбчивость в женщин, то да, влюбчив, но я говорил о другом… Женщины — это прекрасно, но любовь не ограничивается только ими. Любовь, как выяснилось, распространяется вообще на все. Верю, что если это осознавать в каждый момент своей жизни, можно запросто стать счастливым человеком.
Автор текста: Юрий Татаренко
Источник: news.vtomske.ru
