Одно из немногих произведений Высоцкого о войне, у героев которого есть прототипы. Подробности — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
«Песня о погибшем летчике» — одно из немногих произведений Высоцкого о войне, у героев которого есть прототипы. Подробности — в материале корреспондента агентства «Минск-Новости».
Дважды Герой Советского Союза Н. М. Скоморохов по возвращении домой после Победы
Считали своим
Поклонникам творчества Владимира Высоцкого известно, что немалую часть репертуара поэта занимали песни, написанные от лица людей разных профессий: шахтеров, военных, спортсменов, моряков и многих других.
Как правило, Владимир Семенович, общаясь после концертов со зрителями или просто в компаниях, запоминал истории, житейские ситуации. Потом мысленно ставил себя на место тех, кто попал в какую-либо коллизию, и от первого лица выплескивал это на бумагу. Писал он столь точно и проницательно, что, например, фронтовики считали его своим, причем в каждом роде войск. Альпинисты думали, он их коллега — столь подлинно Высоцкий передавал палитру эмоций, испытываемых на вершинах гор и в критических ситуациях.
Чаще всего у героев его песен не было прототипов, собирательные образы персонажей создавались из рассказов десятков людей, впечатлений от прочитанного. Но случались и исключения. Одно из таких — песня, написанная от лица реально существовавшего летчика, дважды Героя Советского Союза Николая Скоморохова. Ее называли по-разному: «Песня о погибшем летчике», «Песня о погибшем друге», просто «Песня летчика». Окончательного названия ей не дал сам поэт. Вернее, он просил прототипа дать название, но этого так и не случилось. Зато известно, что строчки начали зреть в голове Высоцкого, когда он был не бардом, не актером, а просто мальчишкой.
Око за око
Всё началось с того, что Скоморохов дружил с отцом Владимира Семеновича, тоже прошедшим фронт. Летчик приходил в гости к семье в Большой Каретный переулок. Старые товарищи за столом подолгу вспоминали погибших друзей, а Володя, находясь в той же квартире, внимал каждому слову.
Скоморохов еще в декабре 1940 года был призван в Красную армию. В марте 1942-го после Батайской военной авиационной школы воевал в составе 5-й и 17-й воздушных армий. Совершил 605 боевых вылетов, провел более 130 воздушных боев, сбил лично 46 фашистских самолетов и 8 самолетов в группе и не получил ни одного ранения, его самолет не горел, не был сбит.
Его друг по эскадрилье Николай Горбунов в 1939-м окончил Борисоглебскую военную авиационную школу. Воевал на Юго-Западном и 3-м Украинском фронтах в составе 31-го истребительного авиаполка. Совершил 211 боевых вылетов, участвовал в 40 воздушных боях.
Однажды, работая в паре, Скоморохов и Горбунов сбили «бриллиантовую двойку». Это были асы из знаменитой немецкой дивизии имени легенды люфтваффе Эрнста Удета. Они кавалеры бриллиантовых крестов, которые вручал лично Гитлер. И вот незадача, русские ребята уделали их в воздушном бою, асы погибли.
Немцы решили отомстить и в очередной схватке в небе под Одессой сбили самолет 26-летнего Горбунова. Он не вернулся на базу, а находившийся рядом Скоморохов не получил ни пробоины фюзеляжа, ни царапины на теле. Атаковавших нагнать он не смог. Но запомнил приметы и изображения на бортах. Стал вылетать на индивидуальную охоту в поиске уничтоживших друга. В итоге разыскал и сбил. Один из немцев выпрыгнул с парашютом и оказался на советской территории, попал в плен.
Естественно, послевоенный подросток Володя Высоцкий не мог не запомнить такую историю. Только, видимо, разговоры отца с летчиком-героем за столом шли не о подвиге и об отмщении.
Извините, что цел
Очевидно, что Высоцкий-старший и Н. Скоморохов говорили, выпивая по рюмочке, о чувстве личной вины, которое советский летчик пронес через всю жизнь. Судя по всему, после гибели Горбунова Скоморохову было совестно возвращаться на аэродром невредимым. Иначе не было бы строк: «Встретил летчика сухо райский аэродром. Он садился на брюхо, но не ползал на нем. Он уснул — не проснулся, он запел — не допел. Так что я вот вернулся, ну а он не сумел. Я кругом и навечно виноват перед теми, с кем сегодня встречаться я почел бы за честь. И хотя мы живыми до конца долетели, жжет нас память и мучает совесть, у кого она есть». Или: «Для меня не загадка их печальный вопрос. Мне ведь тоже несладко, что у них не сбылось. Мне ответ подвернулся: «Извините, что цел! Я случайно вернулся, ну а ваш не сумел». Не мог поэт построить песню исключительно на чувстве вины, если бы львиную долю тех послевоенных разговоров, услышанных им, не занимало покаяние.
Николай Скоморохов ожидает вылета на боевое задание
В послевоенные годы Скоморохов командовал истребительной авиационной дивизией, 71-м истребительным авиационным корпусом, 69-й воздушной армией. С 1973 по 1988 год возглавлял Военно-воздушную академию имени Ю. А. Гагарина. В 1981-м получил звание маршала авиации.
Песня исполнялась в спектакле Московского театра имени Ермоловой «Звезды для лейтенанта», поставленном в 1975 году по пьесе Эдуарда Володарского. Одной песней не ограничились. Прозвучали и «Всю войну под завязку…», «Я еще не в угаре, не втиснулся в роль…», «Их восемь, нас — двое…». Зрители приходили с портативными магнитофонами, чтобы записать их.
Конечно, слова «Кто-то скупо и четко отсчитал нам часы нашей жизни короткой, как бетон полосы. И на ней — кто разбился, кто взлетел навсегда… Ну а я приземлился — вот какая беда» были о Скоморохове, невредимом пилоте. Его фамилия стояла особняком среди летчиков-истребителей именно в связи с его поразительным везением. Например, самый результативный летчик Иван Кожедуб был однажды подбит. Его Ла-5 повредил пушечной очередью «Мессершмитт-109». Александр Покрышкин горел в МиГ-3 после боя с Bf-109. А Скоморохов оставался словно заговоренным. Но уповать на мистику — дело неблагодарное. Пилот, прошедший войну без ранений, по злой иронии судьбы погиб в 1994 году в автомобильной аварии. Возможно, его берегло только небо, а на земле работает иное правило.
Всю войну под завязку
Я все к дому тянулся,
Но хотя горячился,
Воевал делово.
Ну, а он торопился,
Как-то раз не пригнулся,
И в войне взад-вперед обернулся,
За два года всего ничего.
Не слыхать его пульса
С сорок третьей весны,
Ну, а я окунулся
В довоенные сны.
И гляжу я, дурея,
Но дышу тяжело.
Он был проще, добрее, добрее,
Ну, а мне повезло.
Я за пазухой не жил,
Не пил с господом чая,
Я ни в тыл не просился,
Ни судьбе под подол.
Но мне женщины молча
Намекали, встречая:
Если б ты там навеки остался,
Может мой бы обратно пришел.
Для меня не загадка
Их печальный вопрос,
Мне ведь тоже не сладко,
Что у них не сбылось.
Мне ответ подвернулся:
"Извините, что цел,
Я случайно вернулся, вернулся, вернулся,
Ну, а ваш не сумел".
Он кричал напоследок,
В самолете сгорая:
"Ты живи, ты дотянешь", -
Доносилось сквозь гул.
Мы летали под Богом,
Возле самого рая,
Он поднялся чуть выше и сел там,
Ну, а я до земли дотянул.
Встретил летчика сухо
Райский аэродром,
Он садился на брюхо,
Но не ползал на нем.
Он уснул - не проснулся,
Он запел - не допел,
Так что я вот вернулся, вернулся, вернулся,
Ну, а он не успел.
Я кругом и навечно
Виноват перед теми,
С кем сегодня встречаться
Я почел бы за честь.
И хотя мы живыми
До конца долетели,
Жжет нас память и мучает совесть, у кого,
У кого она есть.
Кто-то скупо и четко
Отсчитал нам часы
В нашей жизни короткой,
Как бетон полосы.
И на ней, кто разбился,
Кто взлетел навсегда.
Ну, а я приземлился, а я приземлился, приземлился,
Вот какая беда, вот какая беда, вот какая беда.
Источник: minsknews.by
