ПРЕЗЕНТАЦИЯ «НОВОГО ИКАРА» ВИКТОРА ЛУФЕРОВА («ДомЖур», 14 ноября 2012 г.).
Театр… Загадка, волшебная коробочка. Никогда не известно, что окажется внутри. Драматургия отношений, которые искрят непредсказуемо.
Почему Виктору был так важен песенный театр? Очевидно, что он не мог принять песню одномерную, плоскую, не раздвигающую своих стен до масштабов целого мира. В каждую песню Луферова врывается герой – тот, кто своей энергией и целенаправленностью переворачивает застоявшееся снулое пространство, бросает ему вызов. И пространство в ответ приходит в движение, начинает как-то шевелиться и отряхиваться… Дракон опутан мхом, заплесневел от сытости и силы. Но под напором неутомимого героя вынужден разминать кости и вспоминать о былых сражениях (и поражениях).
Воинственность у Луферова (как в песнях «Сломанный праздник» или «Маленький джаз») пробила уже позже. Первоначальные попытки расшевелить окружающих с помощью связки воздушных шаров или груды консервных банок были мирными. И какое-то время театр песни «Перекрёсток» оставался островом, где казалось возможным перекраивать пространство, разрисовывать и одухотворять его ради творчества – на радость друг другу. «Враги» хоть и атаковали, но снаружи – из-за крепостных стен подвального театрика.
Потом луферовский Театр дважды воскресал на сцене «Школы современной пьесы» в моноспектакле по песням и стихам Окуджавы. И чуть-чуть на концертах – особенно на самом последнем, совместном с фолк-группой «Древа», где он танцевал, играл на косе и пытался вытащить на сцену зрителей – поучаствовать. Но и на других он всё пытался расшевелить зрителей – добродушных, любящих его, но сонных и смирившихся.
Главное событие, которое всегда связано с Луферовым и его присутствием, – всплеск анти-конформизма, слом инерции, опрокинутая иерархия.
Инерция нарастает стремительно. Даже неожиданное сочетание жанров на сцене (например, барды плюс этника или рок, или плюс ансамбль из нескольких инструментов) в два-три захода становится предсказуемой традицией и обрастает ритуалами и условностями.
Распланированный концерт-демонстрация, где «номера» как по маслу сменяют друг друга, – явно не Витино, противно его духу. А эта презентация чудом прошла так, что Виктор, мне кажется, был бы рад с самого начала – едва взглянув на сцену. Это был ЕГО праздник.
Ещё ничего не началось, но на сцене уже потихоньку вращается настоящий винт от настоящего самолёта, громоздится куча железячек и штучек, стоит большой барабан, манекен в Красном пальто и лётном шлеме, а на заднике – сам Луферов падает с лестницы, переворачиваясь в ярко-синем воздухе. Сразу чувствуется, что сейчас закипит работа, творческий процесс. Ту не одно «ружьё на стене должно выстрелить», как писал Чехов, а целый воинский арсенал, разнообразный и неожиданный.
И самое первое выступление – взрыв пространства силой и качеством звука. Не «песенки» с умопостигаемыми стихами и домашними сюжетами, не приручённая речь, а безумное в своей глубине и откровенности звучание тибетских инструментов, и чакровое пение (хотя могу и перепутать – так ли это называется) Святослава Пономарева, создателя Театра тибетской музыки «Purba».
Публика реагировала по-разному. Кое-кто даже вышел из зала, не выдерживая… Но для меня это было полётом «нового Икара» – энергия звука перенесла нас в луферовское пространство так стремительно, как возможно только на самолёте. Не пришлось раскачиваться и трогаться с места – мы уже там. «Вынос мозга», как говорят нынче подростки… После этого могло уже звучать что угодно – песни, стихи, любые слова. Всё уже состоялось.
Другим звуковым чудом вечера стало выступление Вячеслава Колейчука с уникальным акустическим инструментом, который он сам изобрёл – «овалоидом». Колейчук – художник, архитектор и теоретик искусства, мастер экспериментального дизайна. Но в тот вечер на сцене, даже не зная о всех его достижениях, можно было услышать главное: этот человек создал СВОЙ звук. Не извлёк его готовым из уже существующего инструмента, а угадал и помог звуку родиться особым способом.
К этому стремился и сам Виктор, и восхищался этим даром в других. Оба они – Колейчук и Пономарёв для Луферова – «икарианцы». Он включил рассказы о них в буклет голубого диска.
Сквозным сюжетом вечера стала идея с «артефактами». Абсолютно «луферовские» по духу штуковины (некоторые – из Витиного личного архива) наполнили старинный чемодан. В лётном шлеме перемешались бумажные треугольнички с номерами. Каждый, кто выходил на сцену, тянул номер – подарок себе от Виктора. А в финале подарки вытягивали вообще все, кто был причастен к подготовке альбома и этого вечера.
За всяким артефактом открывалась какая-нибудь история: скворечник на палке («Родовое гнездо Луферова»); бутылочка зелёных чернил эпохи СССР; металлическая коробочка красного цвета с надписью «Пожар. Насос», с ключом внутри и местом для печати; самая настоящая труба (немного помятая и без мундштука); зелёная, необыкновенной формы, бутылочка с надписью «Jagermeifter», с самодельной (можно сказать витедельной; он делал точь в точь такую!) пробковой крышкой и наполненная бусинками разной формы («Бутылочкофон»); старый бронзовый колокольчик; термометр круглый с надписью «XXVI съезд КПСС»; три очень лаконичных (и потёртых) жестяных коробочки – из-под чая и зубного порошка; (можно положить в них бисер и получатся «коробочкофоны», а можно заполнить чаем и зубным порошком); старые часы, выломанные из какого-то древнего механизма, с возможностью перевода стрелок, существующей отдельно от часов, – и ещё множество непредсказуемых сокровищ.
К каждому артефакту была на суровой нитке подвешена бумажная полоска со строчками из песен или стихов Виктора, подходящих к случаю, вплетающими подарок в песенный, образный, мифологический мир Луферова.
Что касается результатов «рулетки», артефакты растекались по залу таким образом, будто Витя наблюдал за происходящим очень внимательно и следил – что кому достанется. Точность попадания порой была такова, что нарочно не придумаешь, не догадаешься «умом». Только «сверху» видны подобные пересечения.
Ведущие были прекрасны: Николай Якимов в лётном костюме и шлеме, и – в противовес ему – очень «домашний» и респектабельный Владимир Бережков, воплощение благоразумия, которое не покидает (не должно покидать нас) даже в таких экстремальных условиях. А поэт-авиатор Дмитрий Строцев, наконец-то, станцевал свои стихи в родственных им лётно-аэродромных условиях.
Несколько раз звучал голос Виктора (в записи песен с «Нового Икара») и был фрагмент редкого видео – из спектакля по Окуджаве.
Самое существенное: впервые за время, прошедшее с Витиного ухода, удалось найти форму, которая оказалась точна и созвучна его духу. Для многих это событие стало воскрешением атмосферы «Перекрёстка» на вечер.
«Луферовское» по духу – это когда песня не просто звучит, но материализуется. Наполняет и перестраивает пространство, как получилось на презентации «Нового Икара» с артефактами и песенными строчками. Или с темой полёта, ожившей в лётных костюмах, шлемах, самолетном винте, оформлении сцены... Луферов ведь реально, а не метафорически хотел перекроить мир – силой песни и музыки.
В финале Виктор запел «Голубой провал». И когда он пел:
«О, я спокоен, пусть душа летит по млечному пути»
– на словах «душа летит» рухнула стойка с микрофоном. Просто так – сама. На сцене не было ни одного человека, никаких движений и вибраций.
Впечатлило.
Потом снова пошли подарки, шутки, сюрпризы… Завращались лопасти винта. Но тот иномирный (хотя и вполне реальный) грохот и углубившаяся тишина в зале были слышны ещё долго.
Пишет Татьяна Алексеева (tania_al) 2012-11-18 21:04:00
Источник: