В своей автобиографии Юрий Визбор написал, что прочитав его первое стихотворение «Сегодня я тоскую по любимой» мама-врач подсунула ему брошюру «Что нужно знать о сифилисе». Он был веселый и безгранично талантливый человек. О своем отце рассказывает его старшая дочь автор и ведущая «Радио России» Татьяна Визбор.
Роддом
Четырехэтажное здание роддома на Ленинском проспекте отец покорял вместе со своим другом, Володей Красновским по прозвищу Мэп. В ход пошли альпинистское снаряжение и имеющаяся рядом водосточная труба. Когда в окне последнего этажа появились две небритые физиономии, молодые мамочки застыли на какое-то время в немом ужасе, набирая в легкие побольше воздуха, чтобы закричать, но моя мама сказала: «Не волнуйтесь, девочки, это мой пришел». И с гордостью поднесла к окну кулек: «Смотри, у нас девочка красоты неописуемой». При виде меня отец чуть не упал с водосточной трубы. Поразившая его красота ребенка действительно не поддавалась описанию: рот от уха до уха, нос размером с рот, а волосы, по словам отца, цветом напоминали «кровь парижских коммунаров». Подумав про себя, что в семье не без урода, в полном молчании отец спустился на землю, бережно поддерживаемый своим верным товарищем.
Это был один из немногих дней, когда вся семья - мама, папа и я - была вместе.
Справа: дочь бардов Юрия Визбора и Ады Якушевой, журналист «Радио России» Татьяна Визбор
Подкидыш
На Неглинке, где жили мама и папа, всегда собирался большой круг друзей, и я долгое время думала, что все они мои родители. Когда однажды на территории летнего детского сада в Кубинке появились 25 бородатых мужиков с рюкзаками, воспитатели забегали с криками: «Дети! Дети! Чьи это родители?» Я вышла и сказала: «Это мои родители». Среди них, конечно же, был мой папа, который в то время водил по Подмосковью группы туристов, и чтобы, как говорят, два раза не вставать, свои маршруты строил так, чтобы между делом посещать жемчужину Подмосковья - меня. В Кубинке находился образцовый детский садик от Минздрава СССР, где папина мама, Мария Григорьевна Шевченко, была начальником отдела гигиены питания. Там прошло мое счастливое детство.
До 16 лет я была практически на полном гособеспечении: ясли, сад, пионерлагерь, - но от этого совершенно не страдала. Даже напротив: с раннего детства я привыкла к самостоятельности. И когда однажды ко мне в пионерлагерь, который был под Рязанью (пять часов на перекладных), приехали родители с сумками, я бросилась им навстречу и спросила: «Гостинцы привезли?» Они сказали: «Да». Я сказала: «Давайте!» - повернулась и убежала. У меня были уже свои какие-то дела.
1 сентября 1966 года я пошла в первый класс - это вообще большое событие в жизни ребенка. Но так получилось, что мама уехала с агитбригадой в командировку на Дальний Восток, как поется в ее песне, «открывала побережье Камчатки», а папа был в Москве проездом, поэтому в школу меня собирали соседи: завязывали бантики, гладили белый фартучек, складывали в портфель учебники.
В какой школе я учусь, родители знали очень приблизительно. Помню, лет двенадцать мне было, когда после каникул папа разбудил меня в школу, а я спрашиваю: «Что случилось?» - «Вставай, ты проспала, сейчас занятия начнутся». - «Успокойся, папочка, не начнутся, я забрала оттуда документы и отнесла в другую школу, поближе к дому. Извини, я забыла тебе сказать». И плюхнулась спать.
Но один раз на родительском собрании папа все-таки был. Пришел, а там Людмила Гурченко сидит (мы с ее дочкой в одном классе учились), она тоже в первый раз в школу пришла. Больше папа с Людмилой Марковной на родительских собраниях не встречались, потому что на них не ходили.
Мне нисколько не мешало отсутствие пристального родительского внимания. Я не страдала от того, что они вечно заняты. Я всегда гордилась тем, что они настолько востребованы. Мама - Ада Якушева, известный бард и редактор радиостанции «Юность», папа - Юрий Визбор, знаменитый на всю страну бард, теле- и радиожурналист, актер.
В гостях у драматурга, поэта и сценариста Михаила Львовского точит карандаши с дочерью Татьяной (начало 60-х)
Детство в рюкзаке
С самого спиногрызного возраста родители брали меня в походы: зимой в горы, на лыжах, весной на реку, на байдарках. Когда мне было два-три года, отец сажал меня в рюкзак и нес за спиной. Папины друзья рассказывают, что таким образом я каталась с ним на горных лыжах в подмосковном поселке Турист, хотя сама я этого не помню.
Отец никогда не заставлял меня что-то делать, в походе так не принято. Если ты встал на ноги - а у нас в походах были дети, которым три-четыре года от роду, - будь любезен, подавай инструменты. Если ты этого не можешь - собирай хворост. Ты смотришь на других и хочешь быть полезным. Какое еще может быть воспитание? А вечером после какого-то бурного дня с порогами, с опрокидыванием лодок, с вытаскиванием кого-то из воды мы устраивали посиделки у костра: штопали лодки и пели песни - то, ради чего это, собственно, и происходило. Если на реке был спокойный день, на широком месте несколько лодок сплачивалось, тут же у родителей появлялись рюмочки, дощечки, на которых резались бутерброды, бралась гитара, и вот вся эта армада - шесть-восемь лодок - вместе с песнями, шутками, байками дрейфовала по воде.
Был смешной случай, который подтверждал друг моего отца, космонавт Валерий Рюмин. Как-то в апреле, когда папу по обычаю пригласили в ЦУП пообщаться и спеть любимые песни космонавтам, находящимся на орбите, Валерий Рюмин, который как раз был в полете, поинтересовался у отца: «Чего будешь делать на майские?» - «Как всегда: матч состоится при любой погоде - мы пойдем в байдарочный поход». - «Куда собираетесь?» - «В Калужскую область». По легенде Валерий выглянул в иллюминатор и сказал: «В Калужскую не ходи, погоды не будет, иди в Тверскую». Маршрут поменяли, и действительно: в Калужской был холод собачий и дожди, а в Тверской - хорошая погода, солнце, и мы даже купались в реке Медведица.
У нас была постоянная компания, которая прирастала новыми людьми. В основном это были альпинисты, горнолыжники, ученые, попадались большие начальники и известные барды. На речку Нару, например, с нами ходили Сергей Никитин, Виктор Берковский.
Визбор – радист 1-го класса, сержант Советской Армии, Кандалакша, 1957 г.
Борман
В Калужской области мы сплавлялись по Угре. Во время войны там шли тяжелые бои, и поэтому на берегу мы находили и гильзы, и патроны, и котелки, и ложки, и каски. А отец как раз сыграл Бормана в фильме «17 мгновений весны», по-моему, это был 1974 год. И вот мы заставляли его надевать немецкую каску и произносить «Ми фас бутем немношко фешать», а сами гонялись за ним, нападали. Папа еле отбивался, и «наши» всегда побеждали.
Многие папу помнят именно по роли Бормана, хотя он снялся в 18 картинах.
Однажды отец находился на съемках документального фильма в Ставрополье, и ему срочно нужно было приехать в Москву. Представляете себе аэропорт курортного города во время летних отпусков: жара, давка, билетов нет. Отец протиснулся к окошку, очки черные приподнял и говорит кассирше: «Вы меня узнаете? Я Борман. Мне надо срочно улететь в Берлин. Вы меня понимаете?» Она его почему-то сразу поняла и шепотом сказала: «До Берлина, к сожалению, нет, есть до Москвы». Отец кивнул и так же шепотом произнес: «Очень хорошо, давайте что есть». И улетел!
К сожалению, во второй половине жизни я стала похожа на папу в роли Бормана. Что меня как девушку, конечно, не красит, но тем не менее какие-то фамильные черты вдруг таким странным образом во мне проявились.
Корреспондент журнала «Кругозор» Юрий Визбор на строительстве дороги Хорг-Ош, 1965 г.
Мать…
Честь и хвала маме моей, и в первую очередь ей: когда мои родители развелись, я этого просто не заметила. Никто в семье ни с кем не ругался, не хлопал дверью, не делил имущество. Мне было семь лет, когда мама получила квартиру, и мы с Неглинки переехали на Загородное шоссе. Мама второй раз вышла замуж за друга моего отца, журналиста Максима Кусургашева, а папа к тому времени уже был женат на актрисе Жене Ураловой. Когда они получили трехкомнатную квартиру, на семейном совете было решено, что я какое-то время поживу с папой и Женей по причине лучших жилищных условий.
На Загородном шоссе в пятиэтажной хрущобе, где у нас была четырехметровая кухня и пятнадцатиметровая комнатка, жили я, мама, мой отчим Максим-старший, мой братик Максим-младший и еще часто приезжал и жил у нас Леша Кусургашев, старший сын Максима от первого брака. И так как ровно полкомнаты у нас перегораживал концертный рояль «Беккер» императорского завода XIXвека, Алексею стелили на рояле. А я на нем делала уроки: закрывала крышку, и у меня получался письменный стол. Или на балконе, если была теплая погода. У меня там стоял столик, и когда дул ветер, тетрадки улетали, а девочка, которая гуляла внизу, стряхивала их потом с деревьев и приносила мне на пятый этаж. Так мы познакомились и дружим, кстати, до сих пор.
Плюс ко всему у нас был очень открытый дом: и у мамы, и у папы постоянно гостили друзья. А так как на Загородном их вообще класть было некуда, мы брали раскладушку, которая въезжала головой под стол, а ноги были в коридоре, и перегораживали совмещенный санузел. Обычно я просыпалась раньше всех, как мышь, прошмыгивала в щелку, перепрыгивая через чьи-то ноги, и шла в школу. А некоторые гости, забыв о том, что они спят в квартире под столом, пытаясь утром встать, оглашали квартиру всякими словами интересными и ударами головы об стол. При этом у нас постоянно жили собачки, коты и прочая живность. Но всем хватало места, и если б мне кто-нибудь сказал, что у меня было тяжелое детство, что я как-то не так жила, это была бы чушь полная! Я существовала абсолютно комфортно и даже, наоборот, когда переехала к отцу и Женя Уралова, замечательная актриса, занялась моим воспитанием, я поначалу очень грустила по утраченной вольнице.
В альплагере на Памире исполняет свои песни, 1978 г.
Мачехи
Новая жена моего папы, Женя, очень многое мне дала. Я была непростым подростком, очень деятельным: школа общеобразовательная, школа музыкальная, стадион, дворец пионеров, «драмкружок, кружок по фото, а еще мне петь охота». А мачеха научила меня шить, вязать, готовить, добавила мне женственности.
Своим постоянным браком - мы с мужем вместе уже 24 года - я обязана другой своей мачехе, Ниночке, которая моему мужу все время говорила: «Сережа, ты с Танечкой поаккуратней, у нее очень плохая наследственность». Потому что у папы было четыре официальные жены, не считая мелких увлечений.
Отец, конечно, очень нравился женщинам. Мама рассказывает, что еще в студенческие годы, как заходишь в институт и видишь стайку девиц, можно было не сомневаться, что в центре этой стайки стоит Визбор.
Я сама была не раз свидетельницей этого обожания. Как-то папа заехал на факультет журналистики, где я тогда училась, и пригласил нас с подругами в кинотеатр на картину Ларисы Шепитько «Ты и я», которую он считал одной из лучших своих работ. Мы сидим, а впереди какие-то две девицы, и вот начался фильм, в первых же кадрах появился отец, и одна другой говорит: «Посмотри, Визбор - какой хорошенький!» Я смотрю на папу, думаю: «Кто такие? Как посмели? Это же мой папа!» А отец сидит и скромненько улыбается.
Моя мама сохранила мне отца. До последнего момента мама с папой поддерживали теплые дружеские отношения. Они всегда были родными людьми.
Меня родители никогда не делили. Отец встречался со мной сколько хотел и когда хотел, никогда из моей жизни не пропадал. Круг родительский только расширялся - благодаря мачехам, отчиму. Я получала поддержку от четырех-пяти родителей, которые пытались каким-то образом на меня воздействовать. В моем случае это просто везение, но больше всего, конечно, повезло моим детям, у которых много бабушек и дедушек.
Журналистка
О популярности своих родителей я долгое время не догадывалась, да и сами они не придавали этому значения. Когда я поступила на факультет журналистики МГУ, мои подруги стали говорить: «Тань, пошли на концерт Визбора, достань билеты».
Несколько раз отец приходил к нам в учебную студию. Многие мои сокурсники до сих пор помнят пресс-конференцию, которую вместе с отцом организовал бывший тогда завкафедрой телевидения и радиовещания Георгий Владимирович Кузнецов.
Но один отцовский урок «журналистского мастерства» я запомнила на всю жизнь. Я делала материал для молодежной редакции Центрального телевидения о папиной песне-репортаже, посвященной подвигу летчика Павла Шклярука. И вот у нас съемка, приехала целая группа телевизионщиков к нам на улицу Чехова в однокомнатную квартиру, и мне надо было подготовить вопросы. Но я особо не готовилась, думала, спрошу у отца что-нибудь, он же не будет ребенка подставлять, сам все прекрасно расскажет. И вот я что-то спрашиваю, а он односложно отвечает: «Да»; я задаю еще какой-то вопрос, он: «Нет». И молчит. И улыбается. А там вся съемочная группа: осветители, операторы, режиссеры, звукорежиссеры, руководители группы. Я вызываю отца в ванную (уединиться-то негде) и говорю: «Ты чего меня подводишь?» Он смеется: «Какой вопрос, такой ответ. Готовиться надо было, дорогая».
Меня часто спрашивают, мешала ли мне фамилия Визбор. В какой-то момент, наверное, мешала. Я попала под замечательный афоризм Сергея Георгиевича Лапина, бывшего тогда председателем Гостелерадио СССР: «У нас не завод “Красный пролетарий”, нам не нужны трудовые династии». И я, получив официальное распределение в молодежную редакцию ЦТ, пришла в отдел кадров, где мне сказали, что я не могу работать в системе Гостелерадио никем, даже уборщицей. Это был сильный удар. Знаете, что сделал папа? Он сказал: «Хочешь, я уйду из штата?» (А он тогда был штатным сценаристом творческого объединения «Экран».) Это был поступок. Но в этом случае пришлось бы увольняться и маме, и отчиму, которые работали на радиостанции «Юность».
Я горжусь своей фамилией. Она досталась нам от дедушки-литовца Юозаса Визбараса. При переезде в Россию после революции непонятное для пролетариата окончание «-ас» убрали, а в 1938 году по сфабрикованному обвинению расстреляли и дедушку. Папе тогда было три года.
Лыжи у печки стоят
Зимой отец всегда ездил в горы - на Чегет, Домбай - кататься на лыжах. Само собой разумеется, что он поставил на лыжи и меня, так поставил, что я до сих пор не катаюсь. Он решил, что я должна получать спартанское воспитание, и поэтому купил мне наши, советские лыжи. Несмотря на гордое название «слалом», поворачивать они не умели, за что и получили страшное прозвище «гробы» - тяжеленные деревянные лыжи. Папа считал, что если я научусь ездить на них, то буду уметь кататься на любых. В результате я не научилась ни на каких.
На втором курсе университета я уговорила папу взять меня в альплагерь, так как решила всерьез заняться альпинизмом. Но в ту смену произошла беда: в палатку к пяти альпинистам залетела шаровая молния: один человек погиб, четверо обгорели, - и отец запретил мне заниматься альпинизмом. Спорить было бесполезно.
А 1980-м его самого привезли из Кировска на носилках с двойным переломом тазобедренного сустава. Он там снимал документальную картину «Город под Полярной звездой» и катался на лыжах. Довольно долго папа был в гипсе, но при этом умудрялся выступать на концертах. Кто бы мог подумать, что ему оставалось жить всего четыре года?
Отец был таким сильным и мужественным человеком, казалось, с ним никогда ничего не может произойти. Никогда!
Юрий Визбор в ответственной командировке на Севере, 70-е гг.
Папина дочка
Струны на гитаре я стала неумело перебирать еще лет в десять, мне тогда жутко нравилась песня Егорова «Я вас люблю, мои дожди», и мы с мамой подобрали ее на семиструнной гитаре. А потом в альплагере мне дали гитару и сказали: «Визбор?» - «Визбор». - «Играй». - «Я не умею». - «А никого не волнует, раз Визбор, значит, получится».
Папа ни разу не слышал, как я играю. Он все время пытался меня подловить, хотел, чтобы я ему сыграла и спела. Но я никогда этого не делала и до сих пор жалею, что этого не произошло. Папа гордился мной, ему понравилось бы все, что я делаю, но я боялась его разочаровать. Казалось, что жизнь огромная, еще тысячу раз успеешь: помудреешь, повзрослеешь, будешь лучше писать, лучше петь и лучше играть… Знать бы, что времени на это нет. Жалко.
Сейчас на вечерах его памяти я выступаю вместе со своими детьми. Надеюсь, что они унаследовали хоть часть талантов своего деда.
Фото из архива Татьяны Визбор, Константин Овчинников
Опубликовано в журнале «Медведь» №131, 2009
Источник: